Переломным моментом в истории Юго-Восточной и Восточной Европы, надолго предопределившим судьбы ее населения, явилась греческая колонизация, широко охватившая и побережья Черного моря – Понта Евксинского. Освоение эллинами Причерноморья было не изолированным феноменом, но частью того глобального процесса, который охватил в VIII-VI вв. огромный средиземноморский и причерноморский регион от Геракловых столпов на западе до р. Фасиса (совр. Риони) на востоке и получил в литературе условное название Великая греческая колонизация. Появление греков на западном и северном берегах Черного моря относится к более позднему, второму этапу колонизации и приходится на середину VII в. до н. э.
Вопрос о причинах и целях массовой колонизационной эмиграции из греческих полисов Балкан и Малой Азии весьма дискуссионен. Долгое время в науке господствовали две основные теории – теории аграрной и торговой колонизации. Согласно первой, греческие полисы в силу неразвитого характера их экономики и ограниченности свободного земельного фонда были вынуждены время от времени выплескивать на чужбину избыток населения, дабы оно не умерло с голоду. Сторонники второй теории доказывали, что основной причиной и целью выселения была потребность в сырье и необходимость сбыта собственной ремесленной и отчасти сельскохозяйственной продукции.
На современном уровне разработки этой проблемы исследователи приходят к заключению о многообразии причин и полифункциональности греческой колонизации в зависимости от конкретных ситуаций и мест основания колоний (апойкий). В частности, если речь идет о Причерноморье, в одних случаях это был поиск источников тех продуктов и сырья, которых не хватало метрополии (зерно, лес, металлы и т. п.), но при этом и стремление сбыть излишки собственной продукции (вино, оливковое масло, произведения ремесла, предметы роскоши и т. п.), в других – поиски новых аграрных территорий под давлением внутренних демографических и социальных факторов либо внешнеполитических обстоятельств.
Освоение греками берегов Понта было несинхронным процессом, и происходило оно отнюдь не в одном направлении и не постепенно шаг за шагом, начиная от черноморских проливов далее на север. Ведущую роль в колонизации Причерноморья играл малоазийский полис Милет, выведший, по свидетельствам древних, 60 или даже 80 апойкий, из них большинство – на побережья Черного моря. Первыми милетскими выселками были на западном берегу Истрия, расположенная южнее дельты Истра (Дуная), и Борисфен или Борисфенида, основанная в устье Днепровского лимана (Борисфена) на полуострове, который спустя несколько веков отделился от материка и представляет собой ныне остров Березань. По свидетельству Евсевия, первая апойкия была основана в 657 г. до н. э., а вторая – на десять лет позже. Археологические исследования, полностью подтвердив вторую дату, заставляют пока примерно на четверть века приблизить к нам первую.
На втором этапе понтийской колонизации, начавшемся на рубеже VII-VI вв., основываются, судя по данным письменных и археологических источников, милетские колонии Аполлония (совр. Созопол), Одессос (совр. Варна); жители Березанского поселения вместе с новым потоком милетских колонистов основывают при устье Бугского лимана Ольвию, те же милетяне выводят на западный берег Боспора Киммерийского колонию Пантнкапей (совр. Керчь), Нимфей, Тиритаку, а на восточный – Кепы. Тогда же ионийцы вместе с лесбосцами основывают Гермонассу.
На третьем этапе – от середины VI до начала V в.- Милетом основывается целый ряд причерноморских апойкий: Томы (совр. Констанца), Тира (совр. Белгород-Днестровский), Феодосия. Ионийскими колониями были также Дионисополь, иначе Круны (совр. Балчик), Керкинитида (совр. Евпатория) и Фанагория, основанная около середины VI в. теосцами, бежавшими от насилия персов; в последнем случае мы имеем типичный пример вынужденной эмиграции. На этом же этапе широко разворачивается так называемая вторичная, или внутренняя, колонизация – основание новых городов из уже основанных колоний: по-видимому, Истрия основывает на левом берегу Днестровского лимана Никоний, Пантикапей – несколько городков по обоим берегам Боспора Киммерийского и, возможно, Синдскую гавань (совр. Анапа). Во второй половине VI в. к колонизационному процессу подключаются и доряне: мегарцы вместе с калхедонцами и византийцами основывают Месембрию (совр. Несебр), мегарская же колония на южном берегу Понта, Гераклея, выводит, в свою очередь, апойкию Каллатис (совр. Мангалия). Неизвестная метрополия основывает раннее поселение на месте, куда позднее гераклеоты вывели Херсонес.
Важно отметить одну особенность колонизационной практики: греки, хорошо знакомые с Западным и Северным Причерноморьем еще до середины VII в., основывали свои первоначальные поселения на защищенных самой природой местах – на островах или полуостровах, где им было легко отгородиться от окружавших их варваров вне зависимости от того, были те враждебно (как фракийцы, тавры или меоты) или мирно (как кочевые скифы или синды) к ним настроены. Это говорит о том, что греческая колонизация имела за своими плечами уже богатый опыт и применяла устоявшиеся модели, разработанные в метрополии. Одной из таких моделей был “скачок на материк” – основание из первоначального укрепленного пункта на острове или полуострове нового поселения на материке, которое часто становилось центром будущего полиса. Нередко, видимо, такой “скачок” мог быть осуществлен за счет принятия добавочных колонистов из метрополии или других полисов.
Из античных авторов и эпиграфики хорошо известно, что в основании новых апойкий нередко принимали участие не одни только жители метрополии (например, Милета), но и выходцы из других городов, порой отличавшиеся даже по языку (к примеру, родосцы или лесбосцы). В имущественном и социальном отношении состав переселенцев также не представлял собой единства: в него входили как представители городских низов – обезземеленные крестьяне, лишенные доли наследства младшие братья, так и члены аристократических семей, зажиточные торговцы. Во главе любой колонизационной экспедиции стоял ойкист, получавший для основания новой апойкии благоприятный оракул в одном из знаменитых эллинских прорицалищ.
Греки, утвердившиеся в VII-VI вв. на берегах Понта Евксинского, сталкивались с различной этнополитической ситуацией. Города Западного Понта находились в окружении оседлых фракийских племен, воинственность и суровые нравы которых неоднократно отмечались древними авторами. Напротив, в обширных степях Северного Причерноморья к моменту появления здесь первых эллинских апойкий оседлое стабильное население отсутствовало. С кочевавшими тут царскими скифами, к тому же лишь недавно возвратившимися из переднеазиатских походов и выдержавшими вслед за тем напряженную борьбу с местными племенами (см. выше), грекам удалось наладить мирные обоюдовыгодные взаимоотношения. Земли для их поселения и занятий земледелием были уступлены вождями номадов или по договору, или за умеренную арендную плату (ср.: Страбон, VII, 4, 6).
Основной целью милетских колонистов на первых двух этапах причерноморской колонизации было, как сказано выше, получение тех видов продовольствия и сырья, в которых так остро нуждалась их метрополия, только что выдержавшая сначала опустошительные набеги киммерийцев и скифов (первая половина VII в.), а затем изнурительные войны с Лидийским царством (конец VII в.). Эти продукты, в первую очередь хлеб, метрополия получала путем торгового обмена с земледельческими племенами Лесостепи. Однако примерно с середины VI в. греческие города начинают массовое освоение собственной сельскохозяйственной территории – хоры. Если прежде небольшая земледельческая округа служила им для собственного прокормления, то теперь ее заметное расширение свидетельствует о переходе к товарному зерновому хозяйству. Широкой сетью аграрных поселков покрываются пространства в округе Истрии, центров Поднестровья, особенно интенсивно в Нижнем Побужье, сначала вокруг Березани, а потом и Ольвии, а также на Боспоре, в окрестностях Пантикапея.
Резкий подъем сельского хозяйства не исключал, естественно, роста производства ремесленной продукции и, конечно же, торговли продуктами обеих этих отраслей экономики как со Средиземноморьем, так и с варварскими территориями. Собственное ремесленное производство, рассчитанное как на внутренний, так и на внешний рынок, также нуждалось в расширении местной сырьевой базы. Поэтому, например, ольвиополиты уже в первой половине VI в. осваивают в лесистой области Гилее новый, несколько удаленный от города Ягорлыцкий производственный район (совр. Олешковские пески на Кинбурнском полуострове), богатый необходимыми для черной и цветной металлургии, а также стеклоделия сырьевыми ресурсами – магнетитовыми песками и природной содой, а главное – максимально приближенный к значительным запасам древесного топлива.
С этого момента греческие апойкии превращаются в территориальные единства – полисы. Одновременно происходит и сложение единства внутриполитического: окончательно оформляются гражданская община, государственные и религиозные институты, вырабатывается законодательство и т. д. Следует сказать, что вопреки долго бытовавшей так называемой трехстадиальной, или эмпориальной, теории, согласно которой освоение греками берегов Понта протекало в три этапа: от спорадических наездов к созданию временных факторий – эмпориев, лишенных политического статуса, и наконец к основанию полисов, большее признание получает теперь точка зрения, согласно которой греческие апойкии выводились из метрополии как уже сформировавшийся политический и социальный организм – зародыш будущего полиса. Первый период их существования характеризуется безусловным диктатом ойкиста, перерождавшимся местами (например, в Гермонассе) в единоличное правление.
В уже сложившемся затем полисе привилегированное положение по праву первых поселенцев занимала группа граждан, владевшая лучшими участками земли как в городе, так и в хоре, обладавшая преимущественными социально-юридическими правами и создававшая, таким образом, верхний слой полисной аристократии, что повсеместно порождало олигархический тип государственного правления. В основанных на новых землях апойкиях практически неограниченный запас природных ресурсов, прежде всего годной для обработки земли, вел к ускоренному по сравнению с метрополией развитию экономики, а это, в свою очередь, вместе с отсутствием свойственных “старым” полисам социальных преград приводило и к ускорению процесса социальной стратификации. Позднеархаические эпиграфические памятники Ольвийского полиса дают нам представление о весьма развитой во второй половине VI в. градации социальных и имущественных статусов: зажиточные и обедневшие граждане, состоятельные варвары-ксены, неполноправные наемные работники и, наконец, рабы, использовавшиеся в различных отраслях хозяйства.
В конце VI в. произошло событие, коренным образом изменившее расстановку сил и политическую ситуацию в Западном и Северном Причерноморье. В предпоследнем десятилетии VI в. (датировки колеблются от 519 до 512 г.) огромное войско владыки Персидской державы Дария I Гистаспа, перейдя Босфор по наведенному мосту, вторглось на территорию фракийских племен. Пройдя ускоренным маршем через Фракию и подчинив при этом ряд местных племен, из которых лишь геты оказали персам упорное сопротивление, царь подошел к Истру и по понтонному мосту, построенному греком Мандроклом, переправился на левый берег Дуная. Так начался скифский поход Дария, подробным изложением которого мы обязаны Геродоту (IV, 83-142). Среди историков нет до сих пор единого мнения относительно масштабов похода персов. Согласно Страбону (VII, 3, 14), их войско дошло до Гетской пустыни (совр. Буджакская степь) и вынуждено было повернуть назад, едва не погибнув от нехватки воды и продовольствия.
Если же верить Геродоту, то войско Дария, пройдя через северочерноморские степи, за 30 дней достигло побережья Меотиды (Азовское море). Царские скифы собрали для отражения персидской агрессии внушительное союзное войско, во главе которого стал Иданфирс вместе с двумя другими царями трехчленного Скифского царства – Скопасисом и Токсакисом; к союзу примкнули также гелоны, будины и савроматы. Военачальники скифов применили тот прием, который впоследствии вошел в историю военного искусства под названием “скифской тактики”: не вступая в открытое сражение с врагом, они отступали, уничтожая на своем пути корм для скота, засыпая колодцы и постоянно тревожа противника своими нападениями. В подобной безвыходной ситуации Дарий, осознав провал своей широкозадуманной операции, вынужден был повернуть вспять и, по словам Геродота, бросив часть войска, еле успел увести по частично разобранному мосту остатки своих полчищ от преследовавших их по пятам скифов.
Безуспешный скифский поход Дария имел серьезные исторические последствия. В то время как часть Южной Фракии оказалась под властью персов, скифы не только сумели отстоять свою независимость, но и консолидировались в мощное политическое объединение, представлявшее собой, по всей видимости, раннеклассовое кочевническое царство с достаточно развитой иерархической структурой управления. Во главе этого государственного образования стоял единоличный владыка – царь. Он опирался прежде всего на войско, из среды которого выделялись предводители-старейшины. Царям обязаны были прислуживать в качестве виночерпиев, кравчих, конюших, слуг, вестников и т. п. юноши из знатных скифских родов. Существовало и определенное административное деление на округа, управлявшиеся номархами.
Видное положение в царстве занимало жречество, особенно гадатели по ивовым прутьям. Геродот перечисляет пантеон скифских божеств, для которого характерно, как и для древнеиранского общества, трехчастное иерархическое деление. Верховным божеством почиталась Гестия – Табити, вторую ступень занимали Зевс – Папай и его супруга Гея – Апи, ниже их стояли Аполлон – Тагимасад, Афродита – Аргимпаса, Геракл, Посейдон и Арес, которому приносили в жертву пленных на специально устроенных жертвенниках из хвороста с воткнутым наверху мечом – символом бога.
Еще со своей прародины скифы принесли оригинальную форму изобразительного искусства – так называемый звериный стиль, обогащенный во время переднеазиатских походов восточными мотивами. Для звериного стиля были характерны изображения свернувшихся или причудливо переплетающихся животных, преимущественно хищных, с гипертрофированно подчеркнутыми органами нападения: когтями, клювами, оскаленной пастью и т. п. Нередки и сцены терзания хищником травоядных или птиц. Позже, в IV в. до н. э., появляются антропоморфные и фантастические сюжеты, например изображение змееногой богини, а также символические мифологические изображения, к примеру сцены инвеституры царя с ритоном перед сидящим верховным женским божеством.
Консолидировавшееся в ходе борьбы с персидской агрессией Скифское царство само переходит в конце VI в. к экспансии в сопредельные земли. Едва ли не первым объектом их завоевания или вторичного замирения стали лесостепные земледельческие племена. Затем царские скифы поворачивают на юго-запад, направляя свой удар на фракийцев. Геродот (VI, 40) упоминает об их походе в 496 г. через всю Фракию вплоть до Херсонеса Фракийского. Борьба скифов и фракийцев протекала с переменным успехом и завершилась в 80-е годы V в. мирным договором, скрепленным династическим браком скифского царя Ариапифа с дочерью фракийского правителя Тереса; по соглашению граница между территориями тех и других стала проходить по Дунаю. Во фрако-скифский военный конфликт так или иначе оказались втянуты полисы Западного Причерноморья: в Истрии в конце VI в. зафиксированы следы пожарищ. Из Геродота (IV, 78) нам известно также о женитьбе того же Ариапифа на истриянке.
Но одним из самых главных последствий фрако-скифской конфронтации явилось сложение единого Фракийского царства во главе с племенем одрисов в начале V в. Первым, по всей вероятности, правителем этого мощного политического образования, включившего в себя целый ряд фракийских племен, стал царь Терес. Фракийское царство представляло собой, скорее всего, государственное образование, находившееся на ранней стадии сложения классов, с достаточно развитой системой управления, основу которого составлял институт соправителей, так называемых парадинастов. Они осуществляли царский контроль над отдельными областями страны, пользовались достаточно широкой автономией в своих действиях и имели право чеканить монету со своим именем. Им, в свою очередь, подчинялись их соправители с более узкими прерогативами власти. Те и другие происходили из царского рода.
По свидетельству Фукидида (II, 97), одрисы подчинили большинство фракийских племен, а также установили протекторат над греческими полисами фракийского побережья, включая и города Левого (Западного) Понта. Те и другие, по крайней мере начиная с царя Ситалка, а может быть, еще его отца Тереса, обязаны были платить одрисским правителям дань, достигшую при преемнике Ситалка Севте I огромной суммы – 400 талантов ежегодно; на такую же сумму они получали даров в виде изделий из драгоценных металлов, а сверх того – подношения из дорогих и простых тканей и т. п. Эта подать распределялась между царем и парадинастами. Социальную основу Фракийского царства составляла община, находившаяся в V в., по-видимому, на последней стадии развития общины большесемейной (земледельческой).
В религии фракийцев большую роль играли культ Диониса, культ владычицы зверей Бендиды, а также мифического обожествленного героя Залмоксиса. Изобразительное искусство фракийцев, известное нам преимущественно по памятникам торевтики, представляло собой оригинальный вариант звериного стиля, развившегося, видимо, на местной почве, но не лишенного в период становления влияния скифского искусства. Ему также присуще воспроизведение свернувшихся хищников, но в своеобразной, отличавшейся стилистическими деталями трактовке; особенно интересны частые стилизованные изображения коней. Начиная с IV в., как и у скифов, во фракийской торевтике появляются антропоморфные сюжеты, трактованные весьма своеобразно. Очень близко к фракийскому стояло искусство гетов, разнившееся рядом деталей и некоторой оригинальностью стиля.
До тех пор пока основные усилия скифов были нацелены на борьбу с фракийцами, их взаимоотношения с полисами Северного Причерноморья сводились к мелким стычкам и нерегулярным набегам на греческие города и их хору, следствием чего явилось спешное стеностроительство вокруг таких эллинских апойкий, как Никоний, Ольвия, Тиритака, Мирмекий, Фанагория. Ряд полисов Европейского Боспора – Пантикапей, Тиритака, Мирмекий и Порфмий – срочно ограждают себя от опустошительных набегов кочевников мощными укреплениями Тиритакского вала. Успешное отражение первого натиска скифов вызвало к жизни в двух разных регионах Северного Причерноморья одинаковый тип государственного устройства. Правильная организация обороны, стеностроительство, создание и вооружение гражданского ополчения способствовали появлению ольвийской тирании в лице аристократа по имени Павсаний, занимавшего один год должность верховного магистрата полиса – эсимнета, который имел значительную поддержку среди аристократического религиозно-политического союза мольпов. Те же, видимо, мероприятия, проведенные на Боспоре, позволили некоему удачливому полководцу из знатного рода Археанактидов, ставшему во главе союзного войска боспорских полисов, захватить в 480 г. тираническую власть в своем родном полисе – Пантикапее, который с тех пор становится лидером боспорской симмахии и одновременно религиозной амфиктионии, созданной вокруг храма Аполлона, построенного на пантикапейском акрополе. Союз боспорских полисов чеканит даже свою монету.
Однако, после того как фрако-скифский мирный договор около 480 г. до н. э. окончательно развязал руки царским скифам, их нажим на эллинов стал массированным. Кочевники, не имевшие ни торгового флота, ни портов, ни навыков в морском деле, с одной стороны, стремились обеспечить сбыт за морем посредством греческих купцов сельскохозяйственной продукции, полученной путем внеэкономического принуждения у земледельцев Лесостепи, а с другой – организовывали внеэкономическую эксплуатацию самих полисов. Отныне исторические пути греческих апойкий Северо-Западного и Северо-Восточного регионов Причерноморья резко разошлись. Автаркичные, разобщенные, далеко отстоящие друг от друга полисы первого региона – Никоний и Ольвия, а также Керкинитида в Северо-Западном Крыму, будучи не в силах сопротивляться нажиму со стороны номадов, были вынуждены им подчиниться, отдав себя под “протекторат” Скифского царства. Тесно скученные по берегам Боспора Киммерийского греческие города, которые с исторической неизбежностью должны были рано или поздно вступить в конфликт друг с другом из-за ограниченности земледельческой территории, сумели сплотиться в единый оборонительный союз и отстоять свою независимость. С этого момента здесь постепенно начинает складываться надполисная территориальная тираническая держава под властью династии Археанактидов, правившей на Боспоре в течение 42 лет.
Скифский протекторат над северо-западнопонтийскими полисами установился не позднее времени правления царя Ариапифа (первая треть V в.) и продолжал практиковаться его сыновьями Скилом и затем Октамасадом, низложившим и убившим своего брата. Он осуществлялся скифскими владыками либо непосредственно, либо через их ставленников греческого и варварского происхождения. Об этом свидетельствуют монеты, отливавшиеся и чеканившиеся в Никоний и Ольвии, а также новелла Геродота (IV, 78-80) о пребывании Скила в Ольвии. Протекторат касался лишь экономической и не затрагивал политическую жизнь полисов. Конкретно это выразилось в резком сокращении хоры этих греческих государств и переводе их экономики на рельсы внешней транзитной торговли, во взимании дани и “кормлении” войска. В то же время функционируют народное собрание, издающее постановления, городские магистратуры и разнообразные религиозные и политические объединения граждан. Подобный характер имел и фракийский протекторат над полисами Левого Понта, платившими регулярную дань одрисам. Однако здесь в силу иной внешнеполитической ситуации дело не дошло до установления тирании – такие ионийские полисы, как Аполлония и Истрия, управлялись олигархически.
В 437 г. хорошо снаряженная афинская эскадра под командованием Перикла вошла в Понт Евксинский. Как сообщает в его биографии Плутарх (XX), Перикл стремился удовлетворить просьбы тамошних эллинов и продемонстрировать мощь и силу афинян окрестным варварским царям и династам. Реальной же причиной было стремление включить припонтийские полисы в состав Афинского морского союза, установить угодные афинянам политические режимы и, главное, создать прочную базу снабжения Афин хлебом, учитывая надвигающуюся войну со Спартой. Так, в южнопонтийском полисе Синопе при поддержке афинского флота и солдат местные демократы изгнали тирана Тимесилея, который вместе с семьей и сторонниками переселился в родственную ему по духу Ольвию.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.