Тенденции социально-экономического развития Греции IV в. до н. э.

Хотя проблемы внешней политики стали для IV в. определяющими, не менее важны были внутриполитические факторы.

В сфере экономики исследователи располагают в основном материалом, относящимся к Аттике, так что поневоле в качестве модели сложившейся ситуации приходится брать Афины, но даже и здесь реконструкция производится с трудом и часто базируется на косвенных свидетельствах.

Одним из наиболее важных компонентов полисной жизни было сельское хозяйство. Довольно долгое время господствовало, хотя разделялось далеко не всеми, мнение, что Пелопоннесская война стала для земледелия рубежом «аграрного переворота», характеризовавшегося массовым разорением крестьянства, миграциями сельского населения в город, концентрацией земли в руках немногих богачей. Сторонники этой концепции аргументировали ее тем, что в IV в. явно участились случаи купли-продажи земли, сдачи ее в аренду, что источники пестрят упоминаниями об обеднении крестьянства.

В последнее время такая точка зрения все чаще подвергается критике. Ее противники, опираясь в основном на новые археологические открытия, давшие массовый эпиграфический материал, приходят к выводу, что земельная собственность тогда распределялась равномерно и нет никаких оснований говорить об обезземеливании сельского населения в широком масштабе. Хотя трудно определить интенсивность и размах операций по купле-продаже земли в IV в. и соотнести их с V в., они, скорее всего, не были таких размеров, чтобы привести к существенным изменениям в экономике полиса и повлиять на его традиционную структуру.

Литературные источники показывают, что в IV в., как и прежде, гражданин осознавал себя полноправным членом полиса, если обладал земельным участком. Поэтому землю стремились сохранить и в том случае, если основным занятием становились ремесло или торговля. Связь с землей была своего рода показателем социального статуса и престижа. Недаром оратор Динарх, перечисляя в речи против Демосфена (I, 71) признаки, необходимые политическому деятелю для завоевания популярности, говорит в том числе и о земельном наделе, который должен находиться в пределах полиса. В произведениях драматургов, публицистов, философов прослеживается явное тяготение к прославлению крестьянства и сельского труда как синонимов основательности и стабильности. В общественном мнении продажа земли не только не поощрялась, но вызывала осуждение как растранжиривание отеческого достояния.

Было доказано, что само понятие концентрации земли требует уточнения и разъяснения. С одной стороны, процесс скупки земли, несомненно, происходил, с другой — нет данных о том, что он разрушал сложившуюся систему. Участки одного лица, прежние и вновь приобретенные, располагались в разных местах Аттики, следовательно, не могли служить основой крупного хозяйства, противопоставленного традиционной системе мелкого и среднего землепользования.

Помимо упоминаний об участившихся случаях купли-продажи земли появляются и свидетельства об ее аренде. Совпадение это не случайно, так как упомянутая выше разбросанность участков не давала возможности владельцу везде самому вести хозяйство или лично контролировать управляющих. В таком случае оптимальной формой извлечения дохода становилась сдача земли в аренду. Признавая существование и достаточно широкое распространение аренды земли IV в., исследователи расходятся во взглядах на социальный состав арендаторов. Одни полагают, что ими были метеки и вольноотпущенники, другие — что это полноправные граждане.

В Аттике IV в. довольно широко прибегали к закладу земли и домов, т. е. займам под залог недвижимости. Археологами обнаружено более 200 долговых камней, когда-то находившихся на крестьянских полях. Суммы проставленных на них займов свидетельствуют, что к закладу прибегали не столько мелкие и средние землевладельцы, сколько состоятельные собственники. Иногда в ход шли огромные по тем временам суммы.

В ремесленном производстве значительно усилилась концентрация мастерских, но она не порождала каких-либо изменений в способе производства и его организации. Доходы, получаемые владельцами мастерских, лишь в малой степени шли на воспроизводство: они либо накапливались, либо использовались для ростовщических операций.

Хотя ремесленное производство не приобрело принципиально новых черт, сфера товарно-денежных отношений заметно расширилась, а протекавшие в ней процессы интенсифицировались. Более широкое, чем в V в., распространение получили кредитно-денежные операции. Благодаря возрастанию обмена и усилению роли денег значительное место в экономике заняла фигура трапезита. Трапезиты выступали одновременно как хранители вкладов, посредники при платежах, заимодавцы, пуская в оборот как собственные деньги, так и деньги вкладчиков. Некоторые из них, судя по дошедшим до нас данным, вели дела с большим размахом, например «банкир» Пасион.

Трапезиты проявляли большую активность и, несомненно, способствовали оживлению товарооборота. Вместе с тем простота их денежных операций, отсутствие разработанных юридических категорий, ограничение деятельности лишь какой-нибудь определенной областью Греции не позволяют полагать, что этот институт был способен удовлетворить растущие потребности экономического общения. Скорее здесь можно говорить о несоответствии темпов развития товарно-денежных отношений формам, в которых они выражались.

Пелопоннесская война втянула многие полисы не только в интенсивное политическое, но и экономическое общение. Широкое распространение в IV в. бронзовой монеты в самых разных областях Греции показывает, что рыночные отношения продолжали активно развиваться и уже охватывали широкий ареал. Показателен пример Спарты, находившейся в V в. на довольно низком уровне экономического развития. После победы в Пелопоннесской войне в Лакедемон потоком хлынуло богатство. Один Лисандр привез в Спарту столько денег, что это повлияло на денежное обращение во всей Элладе. Полученные богатства разлагали консервативный экономический строй Спарты, способствовали подключению ее к товарным процессам, протекавшим в Греции.

Продолжала развиваться торговля. В Афинах IV в. по-прежнему остро стоял вопрос об импорте хлеба. Афинские источники красноречиво свидетельствуют о том, какие страсти разгорались вокруг торговли зерном. Продажа хлеба строго регламентировалась законами, но в тяжелые для полиса моменты они часто нарушались, что порождало бесчисленные процессы в судах. До нашего времени дошла одна из речей Лисия, выступавшего обвинителем по делу о хлебной спекуляции. Лисий утверждал, что торговцы бессовестно наживаются на нужде сограждан: «Когда вы всего более нуждаетесь в хлебе, они вырывают его у вас изо рта и не хотят продавать, чтобы мы не разговаривали о цене, а были бы рады купить у них хлеб по какой ни на есть цене. Таким образом, и во время мира они держат нас в осаде» (XXII, 15).

Войны существенно истощали казну полисов, поэтому перед теми постоянно стоял вопрос, каким путем ее пополнить. Афины возлагали большие надежды на знаменитые серебряные рудники Лавриона, которые издавна служили для них источником государственного дохода. В IV в. рудники стали использоваться интенсивнее, полис сдавал их в аренду частным лицам, своим же гражданам, надеясь таким образом упрочить экономическое положение. Но если раньше такая политика достигала цели, то теперь она приводила к тому, что арендаторы обогащались, а государство беднело. Какой-то процент от доходов арендаторов полис все равно получал, но очень небольшой. Знакомый с положением дел Ксенофонт написал трактат «О доходах», в котором предложил меры, направленные на увеличение доходности рудников для полиса, посоветовав государству поучиться искусству обогащения у своих граждан.

Другим источником для поддержания экономической стабилизации полиса стали литургии и эйсфора. Литургии — налог, взимаемый с граждан на нужды государства,- хотя и не приняли таких гигантских размеров, как в жалобах тех, кому приходилось их выполнять, все же значительно увеличились в размере. Чрезвычайный военный налог — эйсфора — налагался на всех граждан полиса в тяжелых военных и политических ситуациях, а они в IV в. возникали все чаще и чаще.

Новые веяния коснулись и социальной структуры полиса. Нужда государства в деньгах была столь велика, что оно пошло на изменение некоторых законов, обеспечивающих преимущество граждан перед негражданами. В Афинах увеличилось число свободных неграждан и вольноотпущенников, занятых в земледелии, ремесле, торговле, практически они трудились во всех сферах производства. Участие метеков в важной для полиса хлебной торговле было столь велико, что афинские законы перестали делать здесь различие между гражданами и негражданами. В IV в. впервые за всю историю государства и те, и другие оказались в равном положении, если шла тяжба, связанная с морскими займами. Некоторые метеки-трапезиты удостоились высшей награды — получили гражданские права.

Изменения произошли и в сфере рабства и рабовладения. Они не коснулись главного — принципов построения и существования общества, основанного на эксплуатации труда несвободных, но затронули этнический состав рабов. Раньше основную массу рабов в полисах составляли варвары, теперь все чаще стали встречаться рабы-греки. Начало этому процессу положила Пелопоннесская война, давшая много случаев порабощения военнопленных. Последующие военные конфликты упрочили подобную практику, хотя она и шла вразрез как с существующими традициями, так и с установившимися взглядами. Аристотель, излагая свою достаточно консервативную теорию рабства, не включал в категорию рабов военнопленных-греков, так как они были свободны по природе.

Чаще стал применяться самостоятельный и полусамостоятельный труд рабов. Скопив деньги и выкупившись на волю, бывшие рабы продолжали работать в сельском хозяйстве и мастерских. Не имея права покупать землю, они могли становиться арендаторами или сельскохозяйственными рабочими. Некоторые исследователи полагают, что в IV в. существовала конкуренция между свободным и рабским трудом, приводившая к обнищанию свободных масс населения и возникновению в городах «люмпен-пролетариата». Работы последних десятилетий показывают, что, хотя случаев разорения стало больше, они не приводили к широкому обнищанию масс, к существованию в городах большой прослойки опустившихся свободных. Полис был еще достаточно силен, чтобы обеспечить права своих граждан во всех областях, и не допускал конкуренции между ними и рабами.

Хотя каждый из перечисленных факторов не был сам по себе столь значителен, чтобы нанести серьезный ущерб полису, но их совокупность влияла на обстановку в греческих государствах, которая была явно неблагополучной. Источники показывают, что сами греки находили в жизни полиса много тревожных симптомов. Особенно беспокоило их усиление социальной и политической дифференциации в обществе.

Ситуации, описанные в источниках, производят на первый взгляд угнетающее впечатление. Античные авторы убеждены, что полис находится на грани катастрофы: он наполнен стенаниями, никто не живет легко и радостно. Измученные нуждой бедняки мерзнут зимой в одежде, вид которой не поддается описанию, выпрашивают подаяние и скитаются по Элладе, причем число таких бродяг достигло уже угрожающих размеров. Из-за постоянных военных действий многие занятия оставлены, казна опустела. Не менее плачевна и жизнь состоятельных людей, так как государство постоянно вымогает у них деньги, в то же время не ограждая их от угроз и насилий, не обеспечивая их безопасность.

Яркими красками живописует Аристофан в комедии «Плутос» (ст. 542-544) жизнь бедняка, который вместо платья имеет лохмотья, вместо кровати-сноп соломы:

И гнилую рогожу он вместо ковра постилает,
а вместо подушки
Он под голову камень побольше кладет, и питается
он вместо булки
Корнем мальвы, а вместо ячменных хлебов —
пересохшими листьями редьки

Пер. В. Холмского.

Платон в «Государстве» (561Е) дает не менее выразительный портрет богатого и знатного человека, отдающегося всякому нахлынувшему на него желанию: «То он кутит, приглашая флейтисток, то пьет воды и проделывает курс лечения от полноты, то предается телесным упражнениям, то лениво лежит, чуждый каких бы то ни было забот, то вдруг начинает разыгрывать из себя ученого».

Особо выделяются в источниках люди, не желающие заниматься производительным трудом, существующие на случайные заработки и государственные пособия.

Сведения такого рода послужили основой для гипотезы о том, что полис IV в. был наполнен толпами обнищавших граждан и поляризация бедности и богатства достигла в нем крайних размеров. Вместе с тем возрастает число приверженцев другой точки зрения, согласно которой, хотя все эти процессы и имели место, они все же сильно преувеличены античными авторами. Их свидетельства были своеобразной реакцией на происходящие в обществе изменения, в них больше эмоций, нежели адекватного отражения действительности.

Греческое общество данного периода находилось на пороге крупных экономических, социальных и политических сдвигов. Изменения в полисной жизни, которые готовили эти сдвиги, воспринимались современниками как нарушение установленного порядка, катастрофа. Отсюда и преувеличенное внимание к новым явлениям, их абсолютизация: ужасающая бедность, огромные богатства, неимоверные страдания как неимущих, так и состоятельных граждан. Сходную реакцию, определенную аналогичной ситуацией, можно выявить в литературе более раннего времени, например VI в., когда развивавшиеся товарно-денежные отношения внесли существенные изменения в традиционные нормы общества. Жизнь полиса тоже воспринималась тогда как цепь сплошных бедствий, несчастий, разорения и торжества богатства.

Социальная и политическая нестабильность IV в. проявилась прежде всего в серии государственных переворотов и заговоров. Спровоцированная Пелопоннесской войной кровопролитная гражданская распря на Керкире, которая в свое время потрясла Фукидида и была воспринята им как нечто небывалое и чудовищное, стала лишь началом в длинном списке внутриполисных переворотов. Почти в каждом городе были приверженцы Афин и Спарты, полисы как бы повторяли в миниатюре Элладу, раздираемую политическими противоречиями. Гражданские междоусобицы обострялись непрерывными военными действиями между полисами, причем оба конфликта влияли друг на друга, так как враждующие политические группировки имели обыкновение призывать на помощь внешних союзников. Часть исследователей связывают усиление жестокости в военных действиях не столько с военными, сколько с политическими соображениями враждующих сторон.

Социальные, внутриполитические и внешнеполитические противоречия, совмещаясь в рамках одной коллизии, сопровождались необычайным озлоблением. Ксенофонт в «Греческой истории» (IV, 2) свидетельствует, что во время переворота в Коринфе на небольшом пространстве погибло столько людей, что «они лежали огромными кучами, как лежат кучи зерна, дерева, камней».

Трагическими событиями прославился Аргос, в котором бедняки, вооружившись палками, перебили около 1200 имущих граждан, а имущество их конфисковали и поделили между собой. Этот переворот, вошедший в историю как аргосский скитализм (палка — скитал), дал повод Исократу для горького замечания: «Когда враги на время прекращают причинять им бедствия, они сами начинают истреблять наиболее выдающихся и богатых из числа своих граждан и делают это с такой радостью, с какой другие не убивают своих врагов» (V, 52).

Вопрос зачастую стоял уже не просто о победе определенной группировки, а о физическом уничтожении противников. Порой внешние враги, пришедшие на помощь союзникам в другом полисе, оказывались милосерднее, чем их сограждане.

Не избежали общей участи и ведущие полисы. Как уже говорилось, в Афинах дважды, в 411 и 404 гг., была свергнута демократия. Особенно тяжелые последствия имел олигархический переворот 404 г., совпавший с поражением полиса в Пелопоннесской войне. Аристотель сообщает в «Афинской политии» (35, 3), что олигархи погубили не менее 1500 человек, «стараясь устранить опасные элементы и желая грабить их имущество».

В 398 г. в Спарте был раскрыт и ликвидирован заговор Кинадона, юноши, не принадлежавшего к общине «равных», т. е. не бывшего полноправным спартиатом. Он и его сообщники опирались на зависимое население Лакедемона, уже давно и жестоко страдавшее от гнета полноправных спартиатов, который с войной только усилился. Когда в этой среде, пишет Ксенофонт в «Греческой истории» (III, 3, 6), «заходит разговор о спартиатах, то никто не может скрыть, что он с удовольствием съел бы их живьем». Узнав о заговоре, эфоры «пришли в ужас» и поспешили арестовать Кинадона и его сторонников. Заговорщиков подвергли пыткам и мучительной казни.

Социально-политические изменения стали объектом изучения и анализа теоретиков политической мысли. Аристотель посвятил пятую книгу своего трактата «Политика» изучению и классификации государственных переворотов. Платон в «Государстве» (423А), строя модель идеального строя и давая описание государств реальных, пришел к малоутешительному выводу, что в каждом полисе теперь «заключены два враждебных между собой государства: одно — бедняков, другое — богачей; и в каждом из них опять-таки много государств».

Реакцией на происходящие события было ослабление полисного патриотизма, нарушение традиционных связей гражданина с государством. Экономические интересы некоторых кругов населения стали выходить за узкие рамки полиса. Лисий упоминает о людях, которые держатся убеждения, что всякая страна, где они имеют средства к жизни, для них отечество, о людях, готовых пожертвовать благом отечества ради личной выгоды, так как «они считают своим отечеством не государство, а богатство» (XXI, 6).

Аполитичность граждан не всегда определялась их имущественным положением, во всяком случае, когда Исократ и Демосфен возмущаются равнодушием афинян к судьбе своего города, то не связывают его с социальной и имущественной дифференциацией. Многие граждане, говорят они, даже не дают себе труда принять личное участие в войне за собственные интересы, пренебрегают военными обязанностями, если не получают за них деньги.

Наемничество, расцвет которого приходится на IV в., безусловно, способствовало разрыву связей гражданина с полисом, недаром наемников называли людьми, лишенными родины. Подолгу находясь вдали от родного государства, сражаясь за интересы чужих полисов, а иногда и иноземных правителей, они постепенно отходили от полисной системы ценностей, все больше ориентировались на связь с соратниками и командирами, на получаемое жалованье.

Пелопоннесская война способствовала тому, что в городах все чаще стали появляться полководцы и политики, противопоставляющие себя гражданскому коллективу, опирающиеся на находившиеся в их подчинении войска. Начал формироваться особый, свойственный IV в. тип политического деятеля, отличительными чертами которого были военные таланты, ловкость, пренебрежение общепринятыми нормами и традициями, честолюбие, алчность и жестокость.

Не случайно в Афинах выдвинулась такая фигура, как Алкивиад. Этот представитель знатного и богатого рода предстает в источниках весьма противоречивой личностью. В жизнеописании Алкивиада (XXIII, 15) Плутарх подчеркнул две основные черты его характеражажду первенства и победы во всем, а также беспринципность, связанную с поразительной гибкостью: «стремительностью превращений он оставлял позади даже хамелеона … Алкивиад, видел ли он вокруг добрые примеры или дурные, с одинаковой легкостью подражал и тем, и другим». Ему было все равно, где главенствовать и какой ценой достичь первенства.

Спартанским вариантом Алкивиада можно считать полководца Лисандра, который, командуя длительное время войсками, на заключительном, решающем этапе Пелопоннесской войны одержал блестящие победы и приобрел широкую известность не только в родном полисе, но и в других греческих государствах. Сохранилось много свидетельств популярности Лисандра: была воздвигнута его статуя, поэты слагали стихи и воспевали выигранные лакедемонским военачальником сражения, возник даже культ Лисандра. Лисандр не собирался успокаиваться на достигнутом и готовил государственный переворот: он намеревался отменить наследственную царскую власть и стать претендентом на престол. Конец честолюбивым замыслам был положен неожиданной гибелью Лисандра.

Биографии Алкивиада и Лисандра интересны тем, что дают не только достаточно выразительные характеристики людей, претендующих на захват власти в полисах, но и позволяют понять условия, при которых подобные притязания имели шансы на успех. Атмосфера IV в. способствовала установлению единоличного правления в греческих городах. Подобная практика приняла такие масштабы, что стало возможным говорить о возрождении тирании, получившей название младшей в отличие от старшей, относящейся к VI в. Обе они возникли в критические для полиса периоды, связанные с ломкой установившихся норм и обычаев, с необходимостью обращаться к политическим формам, наиболее приспособленным к экстремальным ситуациям. Многие полисы IV в. прошли через тиранию в моменты повышенной военной опасности извне, сильных социальных потрясений, трудностей экономического и политического развития.

Военное поражение в Пелопоннесской войне привело к установлению в Афинах тирании Тридцати, оставившей о себе самые тяжелые воспоминания.

Несколько иная ситуация сложилась в Фессалии, которая считалась отсталой областью Эллады. Пелопоннесская война ускорила темпы ее развития, и в конце V в. Фессалия уже активно включилась в общегреческие экономические и политические процессы. Ее прежняя организация оказалась совершенно неподготовленной к этому, что и породило острые социальные разногласия. Конфликт разрешился установлением тирании.

В Фессалии было несколько тиранов, но наиболее известной и выдающейся фигурой по праву считается Ясон: при нем тирания достигла апогея могущества. Ясон, сын и преемник предшествующего тирана, правил, опираясь на сподвижников и шеститысячное наемное войско, которое было предметом его неусыпных забот. Характерно, что, уже будучи тираном, Ясон не отказывался от использования традиционных форм власти. Оставаясь единовластным правителем Фер, он добился того, что стал тагом — выборным военачальником Фессалийского союза.

Заняв эту должность, Ясон провел реформы, направленные на укрепление союза фессалийских городов, создал благоприятные условия для их экономического развития. Особенно удачна была его внешняя политика: благодаря ей Фессалия расширила свои границы и превратилась в крупное и сильное объединение, способное бороться со Спартой. Ясон мечтал даже установить господство над Элладой и возглавить общегреческий поход в Азию. В разгар подготовки планов, которые Ксенофонт назвал великими и разнообразными, тиран был убит заговорщиками (370г.).

Под властью тиранов Филомела и Ономарха укрепило внешнеполитическое положение еще одно объединение — Фокидское, где, как и в Фессалии, опорой тиранам послужило наемное войско. Чтобы добыть деньги для его оплаты, Филомел и Ономарх не остановились перед святотатством: захватили Дельфы и разграбили сокровищницу Дельфийского храма, общегреческой святыни. Примечательно, что это вовсе не смутило наемников-эллинов, и в желающих поступить на службу к фокидским тиранам недостатка не было.

Фессалия и Фокида дали примеры установления тирании в объединениях типа симполитий. Другим вариантом было получение власти в результате политических разногласий между демократией и олигархией. Так, в Сикионе, опираясь на антиолигархическое и антиспартанское движение, стал тираном Евфрон (368 г.), объявивший себя защитником и вождем народа. В роли сторонника демократии Евфрон пребывал до тех пор, пока не создал послушного ему наемного войска, деньги для этого он получил от продажи конфискованного у олигархов и сторонников Спарты имущества. Как только тиран приобрел сильную военную опору, он сразу же «разочаровался» в демократическом строе и разогнал народное собрание, распустил демократические органы правления. После трех лет господства Евфрон был вынужден покинуть полис, впоследствии его убили изгнанники-олигархи.

В Коринфе, соседе Сикиона, аристократ Тимофант попытался обратить себе на пользу противоречия между знатью и демосом, объявив себя другом народа. Не поверившие ему демократы объединились и, возглавляемые братом Тимофанта Тимолеонтом, вступили в вооруженное столкновение с наемниками Тимофанта; в одной из стычек неудачливый кандидат в тираны погиб.

Пример тирании, возникшей в результате внешней опасности, дала периферия греческого мира — Сицилия, над которой висела постоянная военная угроза со стороны Карфагена.

В 406 г. карфагеняне активизировались и разгромили союзный Сиракузам город Акрагант, второй по величине полис Сицилии. В Сиракузах началась паника, ею воспользовался молодой полководец Дионисий (в то время ему было 25 лет). Он сумел приобрести доверие народа, был назначен стратегом с чрезвычайными полномочиями, стратегом-автократором.

Спустя несколько лет ему удалось достигнуть ощутимых успехов и создать мощную сицилийскую державу, объединившую большинство греческих полисов Сицилии и Южной Италии. Дионисий сумел не только удержать власть, но и передать ее сыну, Дионисию Младшему. Дионисий Старший провел частичный передел собственности. После подавления направленного против него восстания он конфисковал имущество мятежников и часть его подарил друзьям, часть разделил между командирами наемных отрядов, часть отдал рядовым наемникам и гражданам. В Сиракузах появились неополиты (новые граждане), ими стали рабы погибших участников заговора, получившие свободу и гражданские права.

Тирания IV в. оставила заметный след не только в истории Греции, но и в ее политической теории. Единоличная власть всегда воспринималась эллинами как абсолютно неприемлемая форма правления. В VI и V вв. тирания осуждалась. В литературе появился даже нарицательный образ тирана как жестокого узурпатора, беспринципного и корыстолюбивого правителя, который приносит несчастья окружающим, но и сам наказан за это бедами в личной жизни: у него нет друзей, он не доверяет близким и живет в постоянном страхе. Софокл в «Царе Эдипе» (ст. 873) высказывает убеждение, что «спесь порождает тирана и грозное его ждет наказанье». Герой драмы Еврипида «Ион» не хотел стать тираном, ибо тот

…….. рад, коль залучит
В друзья себе злодеев. Всякий честный
Тирану — острый нож. Трепещет он
В нем своего убийцы ……….

ст. 625-629. Пер. И. Анненского.

Лозунгом демократии V в. вполне могли стать слова Эсхила: лучше смерть, нежели тирания.

Историки отвергали тиранию по иным соображениям, прежде всего как форму правления, близкую к ненавистной персидской монархии. Геродот подчеркивал, что персы поддерживали тиранию в малоазийских полисах. Фукидид порицает тиранов за то, что из-за них Эллада «была задерживаема в своем развитии не совершала общими силами ничего видного» (I, 17).

В политической мысли IV в. наблюдается двойственное отношение к тирании. С одной стороны, оно традиционно оставалось негативным. Так, например, господство одного полиса над другими, пренебрежение интересами остальных греческих государств, попрание существующих норм назывались тиранией. Часто именовались тиранами Афины и Спарта. С другой стороны, явно происходила переоценка этой формы правления: она признавалась уже допустимой, а порой и необходимой. В трудах теоретиков тирания обычно бывала не очень похожа на реальную, создавался скорее некий идеализированный образ тирана как просвещенного правителя, заботящегося о благе государства. Прямо или косвенно подчеркивалось, что тирания — лишь переходная форма правления. И все же возникновение такого направления очень симптоматично. Его можно рассматривать как показатель кризисных явлений в прежней системе управления полисом, практика толкала политическую мысль на поиски новых форм организации государства.

Тиранией как режимом интересовался Платон. Он считал возможным использовать его для управления государством в переходный период от существующего полиса к полису образцовому, но в совершенном государстве места тирании уже не было. Известно, что Платон дважды посетил Сицилию по приглашению Дионисия Младшего, который утверждал, что хочет управлять согласно философским принципам. Но философ и тиран не смогли найти общего языка.

Остался любопытный документ, возможно связанный с этими поездками, — «Письма» Платона. Авторство Платона, правда, здесь ставится под сомнение: одни исследователи утверждают, что по стилю, манере письма, высказанным идеям они, несомненно, принадлежат философу, другие отрицают это. В любом случае высказанные в «Письмах» мысли о необходимости использовать тиранию, сохранив ее оболочку, но изменив содержание, облагородить тирана знанием философии или присутствием мудрого наставника близки Платону. Автор «Писем» полагает, что знания и законы смогут преобразовать существующую тиранию в хорошую форму правления.

Идеальным правлением считал единовластие современник Платона Ксенофонт. Такая позиция была тесно связана с его политическими убеждениями, отрицательным отношением к демократии. Ксенофонт-историк отмечал непопулярность тиранов в Греции, но Ксенофонт-теоретик в трактате «Гиерон» тщательно разработал систему «правильной» тирании. Он предлагает тирану провести для улучшения условий жизни в полисе три типа реформ — экономические, политические и социальные, опираться на лучшую часть общества и наемное войско; последнее, по его мнению, может быть эффективно использовано для подавления внутренних волнений и установления социального мира.

Свою лепту в теоретическое обоснование тирании внес также Исократ. В речах так называемого кипрского цикла он обращается к тиранам Кипра Евагору и его сыну Никоклу. Там впервые в греческой политической теории была высказана мысль, что положение тирана «и по божественным, и по человеческим понятиям является самым высоким и почтенным» (IX, 6). Раздумывая о том, как сделать тиранию жизнеспособной, оратор анализирует причины неудач тиранов IV в. и приходит к выводу, что их погубило неумение управлять. Подобно Ксенофонту, Исократ рекомендует тирану защищать прежде всего интересы добропорядочных граждан и безжалостно искоренять злоумышленников. Оратор явно полемизирует с установившимся в литературе отрицательным стереотипом тирана. Его Евагор и Никокл — образцы добродетели, счастливы, имеют много друзей, любимы народом, за время их правления не было ни изгнаний, ни казней, ни конфискаций.